Многое в ней даёт пищу для размышлений и по "обновлённому" канону "Парусов"
15.08.2015 в 11:34
Пишет Даумантас:а на самом деле все было...
URL записи14.08.2015 в 15:46
Пишет [J]Джейк Чемберз[/J]:В. Точинов "Остров без сокровищ"
читать дальшеДуализм, двойственную природу Сильвера подчеркивает даже его прозвище. Нет, не Окорок. Окорок целиком и полностью лежит на совести переводчика, а в оригинале прозвище у Сильвера – Барбекю, Barbecue. (Конечно же, о пикнике с жареным мясом речь не шла, пикники-барбекю – американизм нового времени.) Одно значение этого прозвища – целиком зажаренная или закопченная туша. Туша – нечто массивное, а Сильвер мужчина крупный. К тому же прокопчен и прожарен в тропических и экваториальных широтах.
Но вместе с тем барбекю – приспособление для жарки, то есть Сильвер не только прожарен – он и сам может поджарить любого так, что мало не покажется. Куда более емкое прозвище, чем навевающий лишь мысли о еде Окорок.
***
Любопытно, что в воспоминаниях Хокинса несколько глав принадлежат перу доктора Ливси, человека без сомнения образованного. Казалось бы, стиль этих глав должен разительно отличаться от писаний Хокинса. Но не отличается. Настолько не отличается, что когда роль повествователя возвращается к Джиму, он вынужден оговориться: дорогие читатели, речь снова держу я…
Такое единство стиля заставляет предположить, что именно доктор Ливси был не только автором нескольких глав, но и по меньшей мере первым редактором всего остального текста. Именно он привел нескладный рассказ ученика трактирщика в соответствие с нормами литературного языка.
***
Кому же мог принадлежать остров в Атлантическом океане? Вариантов ровно три: либо остров принадлежал британской короне, либо иному государству, либо был бесхозным, ничейным.
Какой из вариантов отражает истинное положение дел, долго раздумывать не приходится. Первый, разумеется. Иначе нет никакого смысла засекречивать координаты острова. Резон держать их в тайне есть лишь один – земля и сокрытый в ней клад принадлежали британской короне, королю Георгу. И сквайр Трелони, забрав золото без каких-либо согласований с властями, совершил хищение королевской собственности. Причем в особо крупных размерах.
Все основания для суда над компанией кладоискателей имелись. И для сурового приговора.
читать дальше***
Трактир «Адмирал Бенбоу» стоит на морском берегу в гордом одиночестве, но неподалеку, всего лишь в полумиле, расположена небольшая деревушка. Казалось бы – вот они, потенциальные клиенты. Но там имеется аналогичное заведение, о чем Хокинс-младший упоминает. Есть ли смысл тащиться из деревни в «Бенбоу», а затем обратно, – и все лишь для того, чтобы опрокинуть стаканчик горячительного? Если можно сделать то же самое без лишней ходьбы?
Смысла нет, и вскоре после 1736 года владелец «Адмирала Бенбоу» должен был разориться (в дальнейшем мы разберемся с точной датировкой событий и увидим, что происходили они в последовавшее за 1736 годом десятилетие). Именно в том году английский парламент принял знаменитый Джин-акт (Gin-Асt), крайне чувствительно ударивший по карману продавцов спиртного. Налог с продаж в пересчете на галлон чистого спирта вырос с четырех пенсов до двадцати шиллингов – т. е. в шестьдесят раз! И значительно увеличилась стоимость лицензии на продажу спиртного. Хокинса-старшего с его вялотекущей коммерцией такие нововведения должны были пустить ко дну.
***
В трактире имеются комнаты для приезжих, приносящие, по идее, какой-то дополнительный доход. Но доход они не приносят – жилец упомянут лишь один, Билли Бонс. А старый пират платить за проживание категорически не настроен.
В таком случае комнаты приносят прямой убыток, причем не только в виде недополученной выгоды. Проблема опять состоит в особенностях английского налогового законодательства тех лет – в 1699 году был принят закон, облагавший недвижимость налогом в зависимости от количества окон. В каждой гостевой комнате, надо полагать, хотя бы одно окно имелось – какой же приезжий согласится жить в темной конуре? И Хокинс-старший за эти окна регулярно платил, ничего не получая взамен. Странный бизнес…
***
Отдельного описания местоположения «Адмирала Бенбоу» юный Хокинс не дает, но если свести воедино обрывочные упоминания, там и тут разбросанные по тексту, общую картину представить можно.
Итак, трактир расположен на мысе – не на самой его оконечности, а на той части, что примыкает к берегу. Место возвышенное, судя по всему, раз уж называется у местных жителей Черным холмом. Мимо проходит дорога, достаточно безлюдная, как мы помним. По обеим сторонам от мыса – две бухты. Одна из них называется бухтой Черного холма, или попросту Черной бухтой, и на ее другой стороне расположена та самая деревушка. Другая именуется Киттовой Дырой. Причем если Черная бухта отлично просматривается из деревушки, то Киттова Дыра оттуда не видна, холм закрывает обзор. Что происходит в водах Киттовой Дыры, видно лишь из окон «Адмирала Бенбоу». Есть у Киттовой Дыры еще одна интересная особенность – судно с небольшой осадкой может там подойти практически вплотную к берегу. Эта особенность хорошо проявляется в тот момент, когда остатки шайки слепого Пью спасаются бегством на люггере от преследования таможенников (а люггер, между прочим, излюбленный тип судов контрабандистов того времени) – никаких указаний на то, что бандиты воспользовались шлюпкой, нет, и можно предположить, что они попросту поднялись на борт по сходням, опущенным на береговые скалы.
Короче говоря, Киттова Дыра – идеальное место для выгрузки контрабандных грузов: уединенное место с удобным причалом, рядом дорога… Но все преимущества можно реализовать только в том случае, если в «Адмирале Бенбоу» у контрабандистов есть свой человек. Который, например, может предупредить о засаде или об иной опасности, – самым простым способом, просигналив фонарем из окна. В противном случае трактир превращается для контрабандистов в угрозу: оттуда очень удобно наблюдать за всем происходящим в бухте, да и таможенники могут разместиться там в засаде со всеми удобствами, а не мерзнуть на берегу.
***
Отметим, что доктор на войне был ранен, а врачи тех времен гораздо чаще лечили раны, чем получали их сами. До появления понятия «тотальной войны» еще предстоит пройти паре веков, воевали европейцы по-джентльменски (между собой, войны с туземцами в колониях и подавление мятежей не в счет), и обращать оружие против раненых противников и тех, кто их лечит, считали совершенно недопустимым. К тому же в восемнадцатом веке артиллерия была сравнительно недальнобойная, вела огонь прямой наводкой по боевым порядкам врага, и случайно обстрелять находящийся даже в ближайшем тылу госпиталь не могла, ядра попросту туда не долетали.
Наконец, капитан Смоллетт говорит открытым текстом: «Доктор, ведь вы носили военный мундир!» – а институт военврачей к тем временам еще не сложился, и носить, к примеру, мундир с эполетами лейтенанта военно-медицинской службы доктор Ливси никак не мог. Не было таких чинов и званий в то время.
Очевидно, доктор принимал участие в битве в качестве комбатанта и воинские навыки имеет очень даже неплохие. Это сполна проявляется на острове, в бою за блокгауз, – доктору доверяют самый опасный пост, у двери, где вполне вероятно участие не только в перестрелке, но и в рукопашной схватке. Такая схватка и в самом деле состоялась, доктор в ней блестяще доказал свое умение владеть холодным оружием – одолел противника, не получив ни царапины.
В том, что доктор Ливси был военным, причем скорее всего офицером, сомнения не возникают.
***
Давайте посмотрим, кого и как лечил доктор Ливси в боевой обстановке. Повреждения, полученные на Острове Сокровищ Греем и Джимом Хокинсом, ранами считать нельзя – у первого была порезана щека, у второго пальцы, и никакого лечения по сути не требовалось. Но какие получались результаты, когда доктору Ливси приходилось заниматься серьезными ранами? Вот список его пациентов на острове:
Том Редрут, егерь. Диагноз: огнестрельное ранение. Результат лечения: смерть пациента.
Джойс, слуга сквайра. Диагноз: огнестрельное ранение. Результат лечения: не проводилось, смерть пациента.
Хантер, слуга сквайра. Диагноз: перелом ребер, травма черепа. Результат лечения: смерть пациента.
Пират, имя не известно. Диагноз: огнестрельное ранение. Результат лечения: смерть пациента во время операции.
Пират, имя не известно. Диагноз: ранение в голову. Результат лечения: не завершено, пациент застрелен доктором (хотя возможно, что Беном Ганном или Греем).
Джордж Мерри, пират. Диагноз: не ясен, доктор лишь предполагает малярию. Результат лечения: не завершено, пациент застрелен Сильвером.
Смоллетт, капитан. Диагноз: два огнестрельных ранения. Результат лечения: пациент выжил и пошел на поправку.
Ура! Наконец-то хоть один из пациентов доктора остался в живых!
Вопрос лишь в том, благодаря лечению доктора Ливси поправился капитан, – или вопреки ему? Есть кое-какие основания считать, что именно второй вариант соответствует истине.
***
...Бен Ганн, бывший пират, три года робинзонивший на острове. Тоже шотландская клановая фамилия, только из горной Шотландии. А у клана Ганнов имелись септы – то есть семейства, связанные с кланом тесным родством, но носящие другую фамилию. Среди прочих ганновских септов – Робинсоны. Сейчас мало кто вспоминает, что мать знаменитого Робинзона Крузо была шотландкой и носила девичью фамилию Робинсон – то есть происходила именно из этого септа.
***
На страницах оригинала Хокинс сам себя часто называет boy, бой, т. е. мальчик. И другие его так называют. Но это слово может означать и младшего слугу в каком-то заведении, и ученика мастера… Боем можно быть и десять лет, и почти в двадцать. Равно как и юнгой, это слово тоже часто употребляется в отношении Джима.
Ничего конкретного Хокинс о своем возрасте нам не сообщает. Хотя довольно естественно помянуть в начале: в ту зиму мне исполнилось четырнадцать… Или семнадцать… Или одиннадцать…
Но нет. Не поминает. Мы можем лишь по смутным намекам догадываться, что совсем уж ребенком Хокинс быть не мог. Например, в соседней деревушке ему выдают пистолет для защиты от бандитов Пью. Ребенку едва ли доверили бы такую опасную игрушку. Пареньку лет четырнадцати – может быть…
Эпизод при защите блокгауза от пиратов позволяет предположить, что Хокинс еще старше. Дело доходит до рукопашной, и Джим наравне с остальными хватает холодное оружие и бежит рубиться с пиратами. Такие поступки, пожалуй, не для четырнадцатилетнего, тут поневоле представляется юноша как минимум лет шестнадцати-семнадцати…
***
Десятилетие, последовавшее после окончания Войны за испанское наследство (завершившейся Уртрехтским миром в 1714 году) – на редкость удачное время для завершения пиратской карьеры и легализации.
Дело в том, что долгие десятилетия, даже века британцы всячески потакали пиратам, как орудию борьбы с военно-морским могуществом Испании. В 1714 году ситуация изменилась, Испания была вынуждена открыть свои порты для английских торговцев, контроль за морскими путями между Новым и Старым светом перешел к Англии. Приоритеты сменились: надо было охранять свою морскую торговлю, а не разрушать чужую. Пираты из невольных союзников превратились во врагов, и борьба с ними активизировалась необычайно. Боролись методом кнута и пряника: объявляли широчайшие амнистии и параллельно организовывали военные экспедиции против тех, кто не желал амнистией воспользоваться.
В 1720 году практически любой пират мог явиться к ближайшему губернатору, и заявить, что сдается на милость короля согласно акта амнистии… Джентльменам удачи выписывалось «свидетельство» – индульгенция за прошлые грехи, и даже главные орудия производства, то есть пиратские корабли, у них не изымались: плавайте, торгуйте, доставляйте негров из Африки… Короче, занимайтесь чем-то полезным.
Но к рецидивистам, повторно поднявшим Веселый Роджер, закон был безжалостен. Никаких вторичных амнистий: попался – на виселицу.
***
Получив письмо, Хокинс и Редрут приезжают в Бристоль. Сквайр обитает там в несколько странном для состоятельного джентльмена жилье – «в трактире возле самых доков». Якобы для того, чтобы неотрывно наблюдать за работами на «Испаньоле». Прямо из трактирного окна наблюдал, не иначе. Не отходя от барной стойки.
Сквайр встречает приехавших: «Он выходил из дверей, широко улыбаясь. Шел он вразвалку, старательно подражая качающейся походке моряков».
Хокинс в этой сцене на редкость тактичен. Мы же отметим, что качающаяся походка свойственна не только морякам… Причем дело происходит утром. Если наши догадки о происхождении качающейся походки сквайра верны, то у него сейчас, как говорят в народе, «трубы горят».
Проходит некоторое время, Хокинс сходил с запиской в таверну Сильвера, вернулся, – и что же увидел? Вот что: «Сквайр и доктор Ливси пили пиво, закусывая поджаренными ломтиками хлеба». Поправиться с утреца пивком – это правильно, это по-нашему.
***
По закону вещи умершего Билли Бонса должны были опечатать и взять на хранение представители власти. Если объявились бы наследники, предъявили бы и доказали свои права, – сундук штурмана отошел бы им, после уплаты соответствующих налогов на наследство. Если в установленный законом срок наследники не объявились бы, сундук со всем содержимым отошел бы к казне.
Соответственно кредиторы Бонса (в данном случае Хокинсы) могли обратиться с иском о взыскании долга, предоставив документы и свидетелей, подтверждающих: да, жил, да, пил-ел, да, не платил… И государство или наследники возместили бы долг покойного штурмана.
Вот как оно бывает по закону.
А Хокинсы, вскрывшие сундук без единого свидетеля, действовали отнюдь не по закону. Джим и сам понимает, что занимается не совсем законным делом, и выставляет в качестве оправдания следующее соображение: по справедливости часть денег принадлежала им с матерью, а сундук вот-вот могли захватить бандиты Пью, которым на чужие долги наплевать. Неубедительно. Закон и справедливость все-таки разные понятия. Если бандиты собираются нечто украсть, это не повод, чтобы опередить их и украсть первому.
Именно украсть – действия Хокинсов можно трактовать либо как кражу, либо как мародерство. Если все кредиторы начнут вламываться в дома, сейфы, сундуки своих должников, – это не жизнь по закону. Это, извините, бандитский беспредел.
***
Сильвер лукавит, говоря что люди Флинта в большинстве своем собрались на «Испаньоле». Если эти шесть-семь человек – большинство, то Флинт никак не мог пиратствовать, захватывать корабли с таким мизерным экипажем.
Остальные матросы «Испаньолы» – набожный Дик Джонсон, плешивый ирландец О′Брайен и прочие – случайные люди. Кое-кто из них не то что пиратством, но и захватом сокровищ заниматься не намерен, даже под угрозой смерти. Другие золотом Флинта поживиться не прочь, но воевать не желают, да и не умеют абсолютно. Засыпают на часах, не исполняют приказания, круглосуточно трескают ром и поют песни. А старые кадры, вместо того чтобы воспитывать коллектив личным примером, сами полностью разложились под дурным влиянием молодежи. Джордж Мерри бессовестно дрыхнет на посту – хотя ему только что пригрозили смертью за такой проступок. Хендс пьет без просыпу и ввязывается в поножовщину с напарником, хотя ему только что внушали стеречь корабль как зеницу ока. И так далее и тому подобное…
И вот этот-то детский сад Хокинс именует грозной пиратской шайкой Сильвера… С такой шайкой хорошо белье с веревок воровать, а прохожих грабить уже затруднительно – попадется кто-нибудь вооруженный и решительный, да и разгонит всю шайку. А нас старательно убеждают, что с этими людьми Долговязый Джон затевал мятеж – преступление серьезное, при неудаче ведущее прямиком на виселицу. До золота Сильвер хотел добраться, спору нет. Но мятеж? С таким контингентом? И без оружия, с карманными складными ножами? Даже не смешно…
***
Джим Хокинс сам о том свидетельствует: «Все шло прекрасно. Все находились в отличном состоянии духа, все радовались окончанию первой половины нашего плавания».
Но вот на горизонте показался искомый остров, и идиллия очень быстро превращается в трагедию. Прибывшие на остров разделяются на две группы и начинают жестокую войну на уничтожение.
Весьма преуспевают в своем занятии – из двадцати семи человек, покинувших на борту шхуны Бристольский порт, назад вернулись лишь пятеро. Еще четверо (если верить Хокинсу) в Бристоль не вернулись, но все же остались живы.
Девять уцелевших. Ровно треть от исходного количества.
Для сравнения: Бородинская битва считается самым кровопролитным однодневным сражением нового времени. Оценки потерь в ней разнятся, но если их усреднить, то получается, что французы потеряли 21 процент своей армии. Потери русских выше – 34 процента. Но все-таки не две трети.
***
Согласимся и с тем, что мятеж – групповое (массовое) вооружённое выступление против действующей власти – преступление не менее тяжкое. Самим фактом мятежа его участники ставят себя вне закона, и застрелить любого из них – долг и право каждого законопослушного гражданина.
Но согласившись с этими азбучными истинами, скромно поинтересуемся: а в чем, собственно, состоял поднятый матросами «Испаньолы» мятеж? Как и с чего начался? И акт пиратства, совершенный теми же лицами, неплохо бы осветить в подробностях.
И вот тут выясняется странное и удивительное.
Факт мятежа состоял в разговоре, подслушанном Хокинсом, сидящим в бочке из-под яблок.
Только в этом. Больше ничего, попадающего под определение мятеж, матросы «Испаньолы» не совершили до того момента, как по ним стали палить из мушкетов, – сначала одиночными выстрелами, а потом и залпами.
Правда, Хокинс утверждает, что был свидетелем преступления, совершенного еще до начала стрельбы: судовой кок Сильвер зарезал другого члена команды, матроса по имени Том. Свидетелей, кроме Джима, нет, но пока не будем придираться: да, допустим, произошло убийство. Один матрос зарезал другого. Но разве это мятеж? Разве повод открывать огонь по остальному экипажу, причем безоружному? Арестовать подозреваемого и доставить в суд, пусть тот доказывает вину Сильвера, – вот законные действия в такой ситуации.
Обвинение в пиратстве еще более шаткое. Конечно, можно захватить чужое судно, а можно и свое, – убить или изгнать с судна капитана, офицеров и всех, кто мешает захвату. После чего распоряжаться захваченным судном, не имея на него никаких прав. Вот так примерно выглядит захват, который можно назвать пиратством.
Однако капитана, судовладельца и тех, кто их поддерживал, – разве убили? Нет. Или изгнали? Снова нет, «Испаньолу» они покинули вполне добровольно. Экипаж остался на брошенном начальством судне, – но разве это захват? Разве матросы как-то используют «Испаньолу», не имея на нее никаких прав? Нет. Шхуна как стояла на якоре, так и стоит. Там же, в проливе.
***
И вот тут Бен Ганн изрекает слова, убивающие нас наповал своей нелепостью:
«Если ты подослан Долговязым Джоном – я пропал. Но знаешь ли ты, где ты находишься?»
Что за ахинея? Джим ясным английским языком отмежевался от шайки, сказал, что ее присутствие на борту – большое несчастье, и только что добавил, что Сильвер в той шайке главарь. Для Бена Ганна эта информация – вопрос жизни, смерти и огромных денег. Он в слова Хокинса вслушивается внимательно, ни одного мимо ушей не пропускает. Так отчего же тупит: если ты подослан…
Вторая фраза еще глупее. Что значит – знаешь, где находишься? У подножия двухглавой горы, где же еще… А еще на острове Джим находится, даже координаты его знает. В Атлантике находится. В Южном полушарии. На планете Земля, в Солнечной системе, в галактике Млечный Путь! Что за идиотский вопрос?
Но виновник изреченной глупости не Бен Ганн, а переводчик. Если заглянуть в оригинал, все становится на свои места… Про Сильвера Бен Ганн пошутил. Понял, что Хокинс с одноногим враги, – и скаламбурил. Он не говорил «я пропал», он сравнил себя со свининой: I′m as good as pork.
Если бы тебя послал Барбекю, я был бы поджарен, как свинина, – так примерно надо понимать Бена Ганна.
Со второй фразой переводчик тоже намудрил. Бен не спрашивает Джима, где тот находится сейчас. Он интересуется другим: знает ли Джим, где он был, побывал? But where was you? Хокинс только что побывал у опустевшего тайника Флинта… И Бена Ганна, после того как вопрос с пиратами несколько прояснился, крайне интересует: знает ли Джим, что это за яма такая? Или все же случайно забрел?
***
Смущает мизерность запрошенной Беном суммы. Тысяча фунтов – это 0,14 процента от стоимости клада! Что же так мало-то? О половине, о трети, о четверти разговор заводить глупо, коли уж хорошо заметная тропа ведет прямо к пещере и золоту. Но хотя бы с трех процентов начать торг со сквайром Бен Ганн должен был. Даже сошлись бы в итоге на одном-единственном проценте – все-таки семь тысяч, не одна…
Похоже, концессионеры жестоко обманули Бена по возвращении в Англию. А Хокинс врет и вкладывает в уста Бену ровно ту сумму, что тот в итоге получил: никого мы, дескать, не кидали, Ганн запросил именно столько…
Но Хокинс сам проболтался, написав в конце своего мемуара: «На острове все еще находились трое – Сильвер, старый Морган и Бен, – которые некогда принимали участие во всех этих ужасных злодействах и теперь тщетно надеялись получить свою долю богатства».
Ладно Сильвер и Морган, но почему тщетно надеялся на долю Бен Ганн, получивший гарантии сквайра? А вот так. Тщетно. Джим еще на острове знал, что Бена Ганна ожидает большой облом: вместо оговоренной доли – жалкая тысяча фунтов. И попробуй кому-то пожалуйся, живо окажешься на нарах с обвинением в пиратстве… Предпочтя джентльменам удачи прирожденных джентльменов, Бен Ганн не сильно выгадал. Не застрелили, правда, и не зарезали, всего лишь обобрали… И на том спасибо.
***
В морском деле Стивенсон, кстати, дилетантом тоже не был – чем отличается оснастка шхуны и брига, знал прекрасно. Много ходил по морю на шхунах, в том числе и до написания «Острова» – на шхуне «Цапля» в 1874 году.
Но вот иллюстраторы романа рисовали несчастную шхуну «Испаньолу» кто во что горазд. Например, на рисунках Генри Брока (воспроизведенных в нашем классическом детгизовском издании и во многих переизданиях) шхуна оснащена как шхуна, но мачт почему-то всего две… Но француз Жорж Руа, автор самых первых иллюстраций, далеко переплюнул английского коллегу, – на его гравюрах «Испаньола» не пойми с какого перепугу обернулась бригом с прямыми парусами. (Стивенсон был крайне недоволен, но сделать ничего не смог; решительно ничто не изменилось за век с лишним в отношении издателей к авторам, увы…) Однако всех перещеголял художник С. Рудаков – наш, лениздатовский. Изобразил «Испаньолу» в виде галеона – трехмачтового, с прямыми парусами.
***
Карта существует в двух канонических вариантах, и на одном из них имеется точная дата передачи карты капитаном Флинтом штурману Билли Бонсу: июль 1754 года.
Казалось бы, отличная зацепка, коренным образом опровергающуя нашу датировку, – Стивенсон сам писал в воспоминаниях, что карта острова появилась на свет даже раньше, чем текст романа. Нарисовал писатель карту далекого острова, чтобы позабавить пасынка, потом стал сочинять приключенческие истории, происходившие на острове…
Но та ли это карта?
Судя по всему, нет. Первое издание (журнальное) «Острова Сокровищ» никаких карт в качестве приложения не имело. Второе издание (книжное) – аналогично. И карта, и дата появились в первом заграничном, переводном издании. В немецком, если быть точным.
Послужил ли основой для немецких иллюстраторов набросок Стивенсона? Вполне возможно, издание прижизненное… Но надпись с датой – явная самодеятельность художников.
***
Дело в том, что Стивенсон не англичанин. Он шотландец, и отношение к английским джентльменам у него специфичное.
Вспомним других персонажей мэтра, которых можно отнести к категории джентльменов.
Доктор Джекил – благопристойный викторианский врач-джентльмен, но под благородной внешность скрывается гнусный обезьяноподобный мистер Хайд.
В «Новых арабских сказках» (благодаря телеверсии более известных как «Приключения принца Флоризеля») главный герой исследует целую галерею джентльменов, препарирует их, словно острым скальпелем, – и везде под джентльменскими личинами одно и то же: гнусь и мерзость…
А ведь это все викторианские джентльмены, сущие вегетарианцы в сравнении с джентльменами восемнадцатого века, – создававшими громадную империю, сплачивавшими ее железом и кровью, не чистоплюйничая и в средствах не стесняясь. И занимаясь при том вещами, совершенно с нашей точки зрения аморальными.
Вспомним упоминавшегося на этих страницах капитана Макрэ, персонажа документальной книги Даниэля Дефо о пиратах. Макрэ попал в плен к пиратам Ингленда и спасся благодаря заступничеству одноногого здоровяка, обвешанного пистолетами (прообраза Джона Сильвера). В результате с Макрэ обошлись более чем мягко: вернули не только корабль, хоть и сильно потрепанный в бою, но даже большую часть груза. И отпустили. Он доброго отношения не оценил: едва вернувшись в порт, тут же организовал и возглавил хорошо вооруженную карательную экспедицию против пиратов.
Из-за Макрэ, собственно, Ингленд и был низложен, за то, что отпустил такого матерого врага. А карьера Макрэ пошла в гору, он был назначен губернатором Мадраса и за пять лет трудов в этой должности приобрел 800 000 фунтов стерлингов. При жалованье пятьсот фунтов в год… Такой вот капитан и джентльмен. Английский дворянин восемнадцатого века.
***
Что мы видим после атаки блокгауза? Шестеро ветеранов Флинта во главе с Сильвером живы. Почти все новобранцы с Эндерсоном во главе сложили свои одурманенные ромом головы, уцелели только Дик Джонсон и ирландец О′Брайен. Причем уцелели явно случайно, обоим повезло. Дик бросил свой тесак и унес ноги от сруба, умудрившись не получить пулю в спину. О′Брайен упал с частокола, через который перелезал. Свалился, напуганный беглым огнем из бойниц, шарахнулся было в лес, но Сильвер погнал его обратно: ирландец вновь вскарабкался на частокол, но опоздал – стычка закончилась.
О′Брайен и Дик Джонсон остались в живых, но могли и погибнуть… Сильвер отправил на убой всех своих противников, а всех сторонников оставил в лесу, в резерве. Это очевидно.
***
Имя Бен, Бенджамин (в русском переводе Библии – Вениамин) мы уже рассматривали: в переводе с древнееврейского оно означает «везунчик», «счастливчик», «сын правой руки»… Вот везунчик Бен Ганн и откопал золото. Но вот что интересно: из сокровищ Флинта ему почти ничего не досталось, доктор Ливси в нашей версии расплатился с Сильвером как раз из доли Ганна. Если Бен и в самом деле происходил из шотландского клана Ганнов, то как мог Ливси столь несправедливо обойтись с земляком? Мог. Земляк земляку рознь… Ганны – один из двух влиятельных кланов горной Шотландии, отказавших в поддержке Карлу Эдуарду Стюарту. Ганны даже не ограничились нейтралитетом, прямо выступили на стороне короля Георга. Стали в глазах убежденного якобита Ливси изменниками. По шотландским понятиям о чести, клан отвечал за действия любого своего члена, а тот – за весь клан, плевать, что проторчал три года на острове.
В общем, с именем Бену Ганну повезло, а с фамилией – не очень.
***
Имя Джон (Иоанн) носит сквайр Трелони. Два самых известных библейских Иоанна – это Иоанн Предтеча, он же Иоанн Креститель, и апостол-евангелист Иоанн Богослов. Предтеча погиб в результате того, что нехорошая женщина Саломея потребовала у царя Ирода голову Иоанна в качестве награды за танец. Сильвер тоже требует у товарищей голову сквайра, именно голову, не просто зарезать мечтает… Но станцевать, естественно, он не смог, куда уж одноногому… И голову так и не получил.
Иоанн Богослов был сослан римлянами на Патмос – холмистый островок в Эгейском море, площадью вполне сравнимый с Островом Сокровищ и в новозаветные времена почти необитаемый – жили там лишь козьи стада да их немногочисленные пастухи. Сильвер, не получив голову сквайра, выступил с новой идеей: оставить Джона Трелони на острове, где хватало холмов и коз, пасущихся на их склонах.
Просматривается и другая аллюзия, уже не библейская, а историческая: один из самых известных английских королей – Иоанн Безземельный, именно он подписал Великую Хартию Вольностей. Прежде чем стать королем, Иоанн долго правил страной не полновластно, а на правах регента, – был оставлен «на хозяйстве» братом, Ричардом Львиное Сердце, отправившимся в многолетний крестовый поход. Примерно так же управлял чужим поместьем сквайр Трелони – на правах регента-временщика.
URL записичитать дальшеДуализм, двойственную природу Сильвера подчеркивает даже его прозвище. Нет, не Окорок. Окорок целиком и полностью лежит на совести переводчика, а в оригинале прозвище у Сильвера – Барбекю, Barbecue. (Конечно же, о пикнике с жареным мясом речь не шла, пикники-барбекю – американизм нового времени.) Одно значение этого прозвища – целиком зажаренная или закопченная туша. Туша – нечто массивное, а Сильвер мужчина крупный. К тому же прокопчен и прожарен в тропических и экваториальных широтах.
Но вместе с тем барбекю – приспособление для жарки, то есть Сильвер не только прожарен – он и сам может поджарить любого так, что мало не покажется. Куда более емкое прозвище, чем навевающий лишь мысли о еде Окорок.
***
Любопытно, что в воспоминаниях Хокинса несколько глав принадлежат перу доктора Ливси, человека без сомнения образованного. Казалось бы, стиль этих глав должен разительно отличаться от писаний Хокинса. Но не отличается. Настолько не отличается, что когда роль повествователя возвращается к Джиму, он вынужден оговориться: дорогие читатели, речь снова держу я…
Такое единство стиля заставляет предположить, что именно доктор Ливси был не только автором нескольких глав, но и по меньшей мере первым редактором всего остального текста. Именно он привел нескладный рассказ ученика трактирщика в соответствие с нормами литературного языка.
***
Кому же мог принадлежать остров в Атлантическом океане? Вариантов ровно три: либо остров принадлежал британской короне, либо иному государству, либо был бесхозным, ничейным.
Какой из вариантов отражает истинное положение дел, долго раздумывать не приходится. Первый, разумеется. Иначе нет никакого смысла засекречивать координаты острова. Резон держать их в тайне есть лишь один – земля и сокрытый в ней клад принадлежали британской короне, королю Георгу. И сквайр Трелони, забрав золото без каких-либо согласований с властями, совершил хищение королевской собственности. Причем в особо крупных размерах.
Все основания для суда над компанией кладоискателей имелись. И для сурового приговора.
читать дальше***
Трактир «Адмирал Бенбоу» стоит на морском берегу в гордом одиночестве, но неподалеку, всего лишь в полумиле, расположена небольшая деревушка. Казалось бы – вот они, потенциальные клиенты. Но там имеется аналогичное заведение, о чем Хокинс-младший упоминает. Есть ли смысл тащиться из деревни в «Бенбоу», а затем обратно, – и все лишь для того, чтобы опрокинуть стаканчик горячительного? Если можно сделать то же самое без лишней ходьбы?
Смысла нет, и вскоре после 1736 года владелец «Адмирала Бенбоу» должен был разориться (в дальнейшем мы разберемся с точной датировкой событий и увидим, что происходили они в последовавшее за 1736 годом десятилетие). Именно в том году английский парламент принял знаменитый Джин-акт (Gin-Асt), крайне чувствительно ударивший по карману продавцов спиртного. Налог с продаж в пересчете на галлон чистого спирта вырос с четырех пенсов до двадцати шиллингов – т. е. в шестьдесят раз! И значительно увеличилась стоимость лицензии на продажу спиртного. Хокинса-старшего с его вялотекущей коммерцией такие нововведения должны были пустить ко дну.
***
В трактире имеются комнаты для приезжих, приносящие, по идее, какой-то дополнительный доход. Но доход они не приносят – жилец упомянут лишь один, Билли Бонс. А старый пират платить за проживание категорически не настроен.
В таком случае комнаты приносят прямой убыток, причем не только в виде недополученной выгоды. Проблема опять состоит в особенностях английского налогового законодательства тех лет – в 1699 году был принят закон, облагавший недвижимость налогом в зависимости от количества окон. В каждой гостевой комнате, надо полагать, хотя бы одно окно имелось – какой же приезжий согласится жить в темной конуре? И Хокинс-старший за эти окна регулярно платил, ничего не получая взамен. Странный бизнес…
***
Отдельного описания местоположения «Адмирала Бенбоу» юный Хокинс не дает, но если свести воедино обрывочные упоминания, там и тут разбросанные по тексту, общую картину представить можно.
Итак, трактир расположен на мысе – не на самой его оконечности, а на той части, что примыкает к берегу. Место возвышенное, судя по всему, раз уж называется у местных жителей Черным холмом. Мимо проходит дорога, достаточно безлюдная, как мы помним. По обеим сторонам от мыса – две бухты. Одна из них называется бухтой Черного холма, или попросту Черной бухтой, и на ее другой стороне расположена та самая деревушка. Другая именуется Киттовой Дырой. Причем если Черная бухта отлично просматривается из деревушки, то Киттова Дыра оттуда не видна, холм закрывает обзор. Что происходит в водах Киттовой Дыры, видно лишь из окон «Адмирала Бенбоу». Есть у Киттовой Дыры еще одна интересная особенность – судно с небольшой осадкой может там подойти практически вплотную к берегу. Эта особенность хорошо проявляется в тот момент, когда остатки шайки слепого Пью спасаются бегством на люггере от преследования таможенников (а люггер, между прочим, излюбленный тип судов контрабандистов того времени) – никаких указаний на то, что бандиты воспользовались шлюпкой, нет, и можно предположить, что они попросту поднялись на борт по сходням, опущенным на береговые скалы.
Короче говоря, Киттова Дыра – идеальное место для выгрузки контрабандных грузов: уединенное место с удобным причалом, рядом дорога… Но все преимущества можно реализовать только в том случае, если в «Адмирале Бенбоу» у контрабандистов есть свой человек. Который, например, может предупредить о засаде или об иной опасности, – самым простым способом, просигналив фонарем из окна. В противном случае трактир превращается для контрабандистов в угрозу: оттуда очень удобно наблюдать за всем происходящим в бухте, да и таможенники могут разместиться там в засаде со всеми удобствами, а не мерзнуть на берегу.
***
Отметим, что доктор на войне был ранен, а врачи тех времен гораздо чаще лечили раны, чем получали их сами. До появления понятия «тотальной войны» еще предстоит пройти паре веков, воевали европейцы по-джентльменски (между собой, войны с туземцами в колониях и подавление мятежей не в счет), и обращать оружие против раненых противников и тех, кто их лечит, считали совершенно недопустимым. К тому же в восемнадцатом веке артиллерия была сравнительно недальнобойная, вела огонь прямой наводкой по боевым порядкам врага, и случайно обстрелять находящийся даже в ближайшем тылу госпиталь не могла, ядра попросту туда не долетали.
Наконец, капитан Смоллетт говорит открытым текстом: «Доктор, ведь вы носили военный мундир!» – а институт военврачей к тем временам еще не сложился, и носить, к примеру, мундир с эполетами лейтенанта военно-медицинской службы доктор Ливси никак не мог. Не было таких чинов и званий в то время.
Очевидно, доктор принимал участие в битве в качестве комбатанта и воинские навыки имеет очень даже неплохие. Это сполна проявляется на острове, в бою за блокгауз, – доктору доверяют самый опасный пост, у двери, где вполне вероятно участие не только в перестрелке, но и в рукопашной схватке. Такая схватка и в самом деле состоялась, доктор в ней блестяще доказал свое умение владеть холодным оружием – одолел противника, не получив ни царапины.
В том, что доктор Ливси был военным, причем скорее всего офицером, сомнения не возникают.
***
Давайте посмотрим, кого и как лечил доктор Ливси в боевой обстановке. Повреждения, полученные на Острове Сокровищ Греем и Джимом Хокинсом, ранами считать нельзя – у первого была порезана щека, у второго пальцы, и никакого лечения по сути не требовалось. Но какие получались результаты, когда доктору Ливси приходилось заниматься серьезными ранами? Вот список его пациентов на острове:
Том Редрут, егерь. Диагноз: огнестрельное ранение. Результат лечения: смерть пациента.
Джойс, слуга сквайра. Диагноз: огнестрельное ранение. Результат лечения: не проводилось, смерть пациента.
Хантер, слуга сквайра. Диагноз: перелом ребер, травма черепа. Результат лечения: смерть пациента.
Пират, имя не известно. Диагноз: огнестрельное ранение. Результат лечения: смерть пациента во время операции.
Пират, имя не известно. Диагноз: ранение в голову. Результат лечения: не завершено, пациент застрелен доктором (хотя возможно, что Беном Ганном или Греем).
Джордж Мерри, пират. Диагноз: не ясен, доктор лишь предполагает малярию. Результат лечения: не завершено, пациент застрелен Сильвером.
Смоллетт, капитан. Диагноз: два огнестрельных ранения. Результат лечения: пациент выжил и пошел на поправку.
Ура! Наконец-то хоть один из пациентов доктора остался в живых!
Вопрос лишь в том, благодаря лечению доктора Ливси поправился капитан, – или вопреки ему? Есть кое-какие основания считать, что именно второй вариант соответствует истине.
***
...Бен Ганн, бывший пират, три года робинзонивший на острове. Тоже шотландская клановая фамилия, только из горной Шотландии. А у клана Ганнов имелись септы – то есть семейства, связанные с кланом тесным родством, но носящие другую фамилию. Среди прочих ганновских септов – Робинсоны. Сейчас мало кто вспоминает, что мать знаменитого Робинзона Крузо была шотландкой и носила девичью фамилию Робинсон – то есть происходила именно из этого септа.
***
На страницах оригинала Хокинс сам себя часто называет boy, бой, т. е. мальчик. И другие его так называют. Но это слово может означать и младшего слугу в каком-то заведении, и ученика мастера… Боем можно быть и десять лет, и почти в двадцать. Равно как и юнгой, это слово тоже часто употребляется в отношении Джима.
Ничего конкретного Хокинс о своем возрасте нам не сообщает. Хотя довольно естественно помянуть в начале: в ту зиму мне исполнилось четырнадцать… Или семнадцать… Или одиннадцать…
Но нет. Не поминает. Мы можем лишь по смутным намекам догадываться, что совсем уж ребенком Хокинс быть не мог. Например, в соседней деревушке ему выдают пистолет для защиты от бандитов Пью. Ребенку едва ли доверили бы такую опасную игрушку. Пареньку лет четырнадцати – может быть…
Эпизод при защите блокгауза от пиратов позволяет предположить, что Хокинс еще старше. Дело доходит до рукопашной, и Джим наравне с остальными хватает холодное оружие и бежит рубиться с пиратами. Такие поступки, пожалуй, не для четырнадцатилетнего, тут поневоле представляется юноша как минимум лет шестнадцати-семнадцати…
***
Десятилетие, последовавшее после окончания Войны за испанское наследство (завершившейся Уртрехтским миром в 1714 году) – на редкость удачное время для завершения пиратской карьеры и легализации.
Дело в том, что долгие десятилетия, даже века британцы всячески потакали пиратам, как орудию борьбы с военно-морским могуществом Испании. В 1714 году ситуация изменилась, Испания была вынуждена открыть свои порты для английских торговцев, контроль за морскими путями между Новым и Старым светом перешел к Англии. Приоритеты сменились: надо было охранять свою морскую торговлю, а не разрушать чужую. Пираты из невольных союзников превратились во врагов, и борьба с ними активизировалась необычайно. Боролись методом кнута и пряника: объявляли широчайшие амнистии и параллельно организовывали военные экспедиции против тех, кто не желал амнистией воспользоваться.
В 1720 году практически любой пират мог явиться к ближайшему губернатору, и заявить, что сдается на милость короля согласно акта амнистии… Джентльменам удачи выписывалось «свидетельство» – индульгенция за прошлые грехи, и даже главные орудия производства, то есть пиратские корабли, у них не изымались: плавайте, торгуйте, доставляйте негров из Африки… Короче, занимайтесь чем-то полезным.
Но к рецидивистам, повторно поднявшим Веселый Роджер, закон был безжалостен. Никаких вторичных амнистий: попался – на виселицу.
***
Получив письмо, Хокинс и Редрут приезжают в Бристоль. Сквайр обитает там в несколько странном для состоятельного джентльмена жилье – «в трактире возле самых доков». Якобы для того, чтобы неотрывно наблюдать за работами на «Испаньоле». Прямо из трактирного окна наблюдал, не иначе. Не отходя от барной стойки.
Сквайр встречает приехавших: «Он выходил из дверей, широко улыбаясь. Шел он вразвалку, старательно подражая качающейся походке моряков».
Хокинс в этой сцене на редкость тактичен. Мы же отметим, что качающаяся походка свойственна не только морякам… Причем дело происходит утром. Если наши догадки о происхождении качающейся походки сквайра верны, то у него сейчас, как говорят в народе, «трубы горят».
Проходит некоторое время, Хокинс сходил с запиской в таверну Сильвера, вернулся, – и что же увидел? Вот что: «Сквайр и доктор Ливси пили пиво, закусывая поджаренными ломтиками хлеба». Поправиться с утреца пивком – это правильно, это по-нашему.
***
По закону вещи умершего Билли Бонса должны были опечатать и взять на хранение представители власти. Если объявились бы наследники, предъявили бы и доказали свои права, – сундук штурмана отошел бы им, после уплаты соответствующих налогов на наследство. Если в установленный законом срок наследники не объявились бы, сундук со всем содержимым отошел бы к казне.
Соответственно кредиторы Бонса (в данном случае Хокинсы) могли обратиться с иском о взыскании долга, предоставив документы и свидетелей, подтверждающих: да, жил, да, пил-ел, да, не платил… И государство или наследники возместили бы долг покойного штурмана.
Вот как оно бывает по закону.
А Хокинсы, вскрывшие сундук без единого свидетеля, действовали отнюдь не по закону. Джим и сам понимает, что занимается не совсем законным делом, и выставляет в качестве оправдания следующее соображение: по справедливости часть денег принадлежала им с матерью, а сундук вот-вот могли захватить бандиты Пью, которым на чужие долги наплевать. Неубедительно. Закон и справедливость все-таки разные понятия. Если бандиты собираются нечто украсть, это не повод, чтобы опередить их и украсть первому.
Именно украсть – действия Хокинсов можно трактовать либо как кражу, либо как мародерство. Если все кредиторы начнут вламываться в дома, сейфы, сундуки своих должников, – это не жизнь по закону. Это, извините, бандитский беспредел.
***
Сильвер лукавит, говоря что люди Флинта в большинстве своем собрались на «Испаньоле». Если эти шесть-семь человек – большинство, то Флинт никак не мог пиратствовать, захватывать корабли с таким мизерным экипажем.
Остальные матросы «Испаньолы» – набожный Дик Джонсон, плешивый ирландец О′Брайен и прочие – случайные люди. Кое-кто из них не то что пиратством, но и захватом сокровищ заниматься не намерен, даже под угрозой смерти. Другие золотом Флинта поживиться не прочь, но воевать не желают, да и не умеют абсолютно. Засыпают на часах, не исполняют приказания, круглосуточно трескают ром и поют песни. А старые кадры, вместо того чтобы воспитывать коллектив личным примером, сами полностью разложились под дурным влиянием молодежи. Джордж Мерри бессовестно дрыхнет на посту – хотя ему только что пригрозили смертью за такой проступок. Хендс пьет без просыпу и ввязывается в поножовщину с напарником, хотя ему только что внушали стеречь корабль как зеницу ока. И так далее и тому подобное…
И вот этот-то детский сад Хокинс именует грозной пиратской шайкой Сильвера… С такой шайкой хорошо белье с веревок воровать, а прохожих грабить уже затруднительно – попадется кто-нибудь вооруженный и решительный, да и разгонит всю шайку. А нас старательно убеждают, что с этими людьми Долговязый Джон затевал мятеж – преступление серьезное, при неудаче ведущее прямиком на виселицу. До золота Сильвер хотел добраться, спору нет. Но мятеж? С таким контингентом? И без оружия, с карманными складными ножами? Даже не смешно…
***
Джим Хокинс сам о том свидетельствует: «Все шло прекрасно. Все находились в отличном состоянии духа, все радовались окончанию первой половины нашего плавания».
Но вот на горизонте показался искомый остров, и идиллия очень быстро превращается в трагедию. Прибывшие на остров разделяются на две группы и начинают жестокую войну на уничтожение.
Весьма преуспевают в своем занятии – из двадцати семи человек, покинувших на борту шхуны Бристольский порт, назад вернулись лишь пятеро. Еще четверо (если верить Хокинсу) в Бристоль не вернулись, но все же остались живы.
Девять уцелевших. Ровно треть от исходного количества.
Для сравнения: Бородинская битва считается самым кровопролитным однодневным сражением нового времени. Оценки потерь в ней разнятся, но если их усреднить, то получается, что французы потеряли 21 процент своей армии. Потери русских выше – 34 процента. Но все-таки не две трети.
***
Согласимся и с тем, что мятеж – групповое (массовое) вооружённое выступление против действующей власти – преступление не менее тяжкое. Самим фактом мятежа его участники ставят себя вне закона, и застрелить любого из них – долг и право каждого законопослушного гражданина.
Но согласившись с этими азбучными истинами, скромно поинтересуемся: а в чем, собственно, состоял поднятый матросами «Испаньолы» мятеж? Как и с чего начался? И акт пиратства, совершенный теми же лицами, неплохо бы осветить в подробностях.
И вот тут выясняется странное и удивительное.
Факт мятежа состоял в разговоре, подслушанном Хокинсом, сидящим в бочке из-под яблок.
Только в этом. Больше ничего, попадающего под определение мятеж, матросы «Испаньолы» не совершили до того момента, как по ним стали палить из мушкетов, – сначала одиночными выстрелами, а потом и залпами.
Правда, Хокинс утверждает, что был свидетелем преступления, совершенного еще до начала стрельбы: судовой кок Сильвер зарезал другого члена команды, матроса по имени Том. Свидетелей, кроме Джима, нет, но пока не будем придираться: да, допустим, произошло убийство. Один матрос зарезал другого. Но разве это мятеж? Разве повод открывать огонь по остальному экипажу, причем безоружному? Арестовать подозреваемого и доставить в суд, пусть тот доказывает вину Сильвера, – вот законные действия в такой ситуации.
Обвинение в пиратстве еще более шаткое. Конечно, можно захватить чужое судно, а можно и свое, – убить или изгнать с судна капитана, офицеров и всех, кто мешает захвату. После чего распоряжаться захваченным судном, не имея на него никаких прав. Вот так примерно выглядит захват, который можно назвать пиратством.
Однако капитана, судовладельца и тех, кто их поддерживал, – разве убили? Нет. Или изгнали? Снова нет, «Испаньолу» они покинули вполне добровольно. Экипаж остался на брошенном начальством судне, – но разве это захват? Разве матросы как-то используют «Испаньолу», не имея на нее никаких прав? Нет. Шхуна как стояла на якоре, так и стоит. Там же, в проливе.
***
И вот тут Бен Ганн изрекает слова, убивающие нас наповал своей нелепостью:
«Если ты подослан Долговязым Джоном – я пропал. Но знаешь ли ты, где ты находишься?»
Что за ахинея? Джим ясным английским языком отмежевался от шайки, сказал, что ее присутствие на борту – большое несчастье, и только что добавил, что Сильвер в той шайке главарь. Для Бена Ганна эта информация – вопрос жизни, смерти и огромных денег. Он в слова Хокинса вслушивается внимательно, ни одного мимо ушей не пропускает. Так отчего же тупит: если ты подослан…
Вторая фраза еще глупее. Что значит – знаешь, где находишься? У подножия двухглавой горы, где же еще… А еще на острове Джим находится, даже координаты его знает. В Атлантике находится. В Южном полушарии. На планете Земля, в Солнечной системе, в галактике Млечный Путь! Что за идиотский вопрос?
Но виновник изреченной глупости не Бен Ганн, а переводчик. Если заглянуть в оригинал, все становится на свои места… Про Сильвера Бен Ганн пошутил. Понял, что Хокинс с одноногим враги, – и скаламбурил. Он не говорил «я пропал», он сравнил себя со свининой: I′m as good as pork.
Если бы тебя послал Барбекю, я был бы поджарен, как свинина, – так примерно надо понимать Бена Ганна.
Со второй фразой переводчик тоже намудрил. Бен не спрашивает Джима, где тот находится сейчас. Он интересуется другим: знает ли Джим, где он был, побывал? But where was you? Хокинс только что побывал у опустевшего тайника Флинта… И Бена Ганна, после того как вопрос с пиратами несколько прояснился, крайне интересует: знает ли Джим, что это за яма такая? Или все же случайно забрел?
***
Смущает мизерность запрошенной Беном суммы. Тысяча фунтов – это 0,14 процента от стоимости клада! Что же так мало-то? О половине, о трети, о четверти разговор заводить глупо, коли уж хорошо заметная тропа ведет прямо к пещере и золоту. Но хотя бы с трех процентов начать торг со сквайром Бен Ганн должен был. Даже сошлись бы в итоге на одном-единственном проценте – все-таки семь тысяч, не одна…
Похоже, концессионеры жестоко обманули Бена по возвращении в Англию. А Хокинс врет и вкладывает в уста Бену ровно ту сумму, что тот в итоге получил: никого мы, дескать, не кидали, Ганн запросил именно столько…
Но Хокинс сам проболтался, написав в конце своего мемуара: «На острове все еще находились трое – Сильвер, старый Морган и Бен, – которые некогда принимали участие во всех этих ужасных злодействах и теперь тщетно надеялись получить свою долю богатства».
Ладно Сильвер и Морган, но почему тщетно надеялся на долю Бен Ганн, получивший гарантии сквайра? А вот так. Тщетно. Джим еще на острове знал, что Бена Ганна ожидает большой облом: вместо оговоренной доли – жалкая тысяча фунтов. И попробуй кому-то пожалуйся, живо окажешься на нарах с обвинением в пиратстве… Предпочтя джентльменам удачи прирожденных джентльменов, Бен Ганн не сильно выгадал. Не застрелили, правда, и не зарезали, всего лишь обобрали… И на том спасибо.
***
В морском деле Стивенсон, кстати, дилетантом тоже не был – чем отличается оснастка шхуны и брига, знал прекрасно. Много ходил по морю на шхунах, в том числе и до написания «Острова» – на шхуне «Цапля» в 1874 году.
Но вот иллюстраторы романа рисовали несчастную шхуну «Испаньолу» кто во что горазд. Например, на рисунках Генри Брока (воспроизведенных в нашем классическом детгизовском издании и во многих переизданиях) шхуна оснащена как шхуна, но мачт почему-то всего две… Но француз Жорж Руа, автор самых первых иллюстраций, далеко переплюнул английского коллегу, – на его гравюрах «Испаньола» не пойми с какого перепугу обернулась бригом с прямыми парусами. (Стивенсон был крайне недоволен, но сделать ничего не смог; решительно ничто не изменилось за век с лишним в отношении издателей к авторам, увы…) Однако всех перещеголял художник С. Рудаков – наш, лениздатовский. Изобразил «Испаньолу» в виде галеона – трехмачтового, с прямыми парусами.
***
Карта существует в двух канонических вариантах, и на одном из них имеется точная дата передачи карты капитаном Флинтом штурману Билли Бонсу: июль 1754 года.
Казалось бы, отличная зацепка, коренным образом опровергающуя нашу датировку, – Стивенсон сам писал в воспоминаниях, что карта острова появилась на свет даже раньше, чем текст романа. Нарисовал писатель карту далекого острова, чтобы позабавить пасынка, потом стал сочинять приключенческие истории, происходившие на острове…
Но та ли это карта?
Судя по всему, нет. Первое издание (журнальное) «Острова Сокровищ» никаких карт в качестве приложения не имело. Второе издание (книжное) – аналогично. И карта, и дата появились в первом заграничном, переводном издании. В немецком, если быть точным.
Послужил ли основой для немецких иллюстраторов набросок Стивенсона? Вполне возможно, издание прижизненное… Но надпись с датой – явная самодеятельность художников.
***
Дело в том, что Стивенсон не англичанин. Он шотландец, и отношение к английским джентльменам у него специфичное.
Вспомним других персонажей мэтра, которых можно отнести к категории джентльменов.
Доктор Джекил – благопристойный викторианский врач-джентльмен, но под благородной внешность скрывается гнусный обезьяноподобный мистер Хайд.
В «Новых арабских сказках» (благодаря телеверсии более известных как «Приключения принца Флоризеля») главный герой исследует целую галерею джентльменов, препарирует их, словно острым скальпелем, – и везде под джентльменскими личинами одно и то же: гнусь и мерзость…
А ведь это все викторианские джентльмены, сущие вегетарианцы в сравнении с джентльменами восемнадцатого века, – создававшими громадную империю, сплачивавшими ее железом и кровью, не чистоплюйничая и в средствах не стесняясь. И занимаясь при том вещами, совершенно с нашей точки зрения аморальными.
Вспомним упоминавшегося на этих страницах капитана Макрэ, персонажа документальной книги Даниэля Дефо о пиратах. Макрэ попал в плен к пиратам Ингленда и спасся благодаря заступничеству одноногого здоровяка, обвешанного пистолетами (прообраза Джона Сильвера). В результате с Макрэ обошлись более чем мягко: вернули не только корабль, хоть и сильно потрепанный в бою, но даже большую часть груза. И отпустили. Он доброго отношения не оценил: едва вернувшись в порт, тут же организовал и возглавил хорошо вооруженную карательную экспедицию против пиратов.
Из-за Макрэ, собственно, Ингленд и был низложен, за то, что отпустил такого матерого врага. А карьера Макрэ пошла в гору, он был назначен губернатором Мадраса и за пять лет трудов в этой должности приобрел 800 000 фунтов стерлингов. При жалованье пятьсот фунтов в год… Такой вот капитан и джентльмен. Английский дворянин восемнадцатого века.
***
Что мы видим после атаки блокгауза? Шестеро ветеранов Флинта во главе с Сильвером живы. Почти все новобранцы с Эндерсоном во главе сложили свои одурманенные ромом головы, уцелели только Дик Джонсон и ирландец О′Брайен. Причем уцелели явно случайно, обоим повезло. Дик бросил свой тесак и унес ноги от сруба, умудрившись не получить пулю в спину. О′Брайен упал с частокола, через который перелезал. Свалился, напуганный беглым огнем из бойниц, шарахнулся было в лес, но Сильвер погнал его обратно: ирландец вновь вскарабкался на частокол, но опоздал – стычка закончилась.
О′Брайен и Дик Джонсон остались в живых, но могли и погибнуть… Сильвер отправил на убой всех своих противников, а всех сторонников оставил в лесу, в резерве. Это очевидно.
***
Имя Бен, Бенджамин (в русском переводе Библии – Вениамин) мы уже рассматривали: в переводе с древнееврейского оно означает «везунчик», «счастливчик», «сын правой руки»… Вот везунчик Бен Ганн и откопал золото. Но вот что интересно: из сокровищ Флинта ему почти ничего не досталось, доктор Ливси в нашей версии расплатился с Сильвером как раз из доли Ганна. Если Бен и в самом деле происходил из шотландского клана Ганнов, то как мог Ливси столь несправедливо обойтись с земляком? Мог. Земляк земляку рознь… Ганны – один из двух влиятельных кланов горной Шотландии, отказавших в поддержке Карлу Эдуарду Стюарту. Ганны даже не ограничились нейтралитетом, прямо выступили на стороне короля Георга. Стали в глазах убежденного якобита Ливси изменниками. По шотландским понятиям о чести, клан отвечал за действия любого своего члена, а тот – за весь клан, плевать, что проторчал три года на острове.
В общем, с именем Бену Ганну повезло, а с фамилией – не очень.
***
Имя Джон (Иоанн) носит сквайр Трелони. Два самых известных библейских Иоанна – это Иоанн Предтеча, он же Иоанн Креститель, и апостол-евангелист Иоанн Богослов. Предтеча погиб в результате того, что нехорошая женщина Саломея потребовала у царя Ирода голову Иоанна в качестве награды за танец. Сильвер тоже требует у товарищей голову сквайра, именно голову, не просто зарезать мечтает… Но станцевать, естественно, он не смог, куда уж одноногому… И голову так и не получил.
Иоанн Богослов был сослан римлянами на Патмос – холмистый островок в Эгейском море, площадью вполне сравнимый с Островом Сокровищ и в новозаветные времена почти необитаемый – жили там лишь козьи стада да их немногочисленные пастухи. Сильвер, не получив голову сквайра, выступил с новой идеей: оставить Джона Трелони на острове, где хватало холмов и коз, пасущихся на их склонах.
Просматривается и другая аллюзия, уже не библейская, а историческая: один из самых известных английских королей – Иоанн Безземельный, именно он подписал Великую Хартию Вольностей. Прежде чем стать королем, Иоанн долго правил страной не полновластно, а на правах регента, – был оставлен «на хозяйстве» братом, Ричардом Львиное Сердце, отправившимся в многолетний крестовый поход. Примерно так же управлял чужим поместьем сквайр Трелони – на правах регента-временщика.
от себя: сытый голодного не разумеетВот, например, сцена, которую в детстве упустила, а теперь она меня малость выбесила — лекция доктора Ливси о вреде пьянства Гордое и благонравное высокомерие человека здорового и толсткожего))) Нет, он прав, конечно, но... Но я вспомнила одного знакомого, человека в высшей степени достойного, который тем не менее, как и Бонс, не мог заснуть без спиртного из-за психического расстройства. Сейчас такое можно более-менее компенсировать медикаментозно, а в XVIII веке?
Определённо, Стивенсон с его чахоткой успел настрадаться от снобизма эскулапов